— Алиса, я тобой доволен, — он улыбнулся. — И не переживай, что выложилась. У нас еще есть кое-какие резервы.

— Вроде права на жертвоприношение? — я попыталась улыбнуться.

— Да, — Завулон кивнул. — Поедешь в отпуск, сегодня же. Вернешься лучше чем была.

У меня предательски задрожали губы. Ну что такое, реву как истеричка, тушь небось вся потекла, силы ни капельки не осталось…

— Хочу тебя, — прошептала я. — Завулон, мне было так одиноко…

Он мягко отстранил мои руки.

— Потом, Аля. Когда ты вернешься. Иначе это будет… — Завулон улыбнулся, — использованием служебного положения в личных целях.

— Кто посмеет тебе такое сказать?

Завулон долго смотрел мне в глаза.

— Найдутся, Аля. Прошлый год был очень тяжелым для Дозора, и многие не прочь увидеть меня униженным.

— Тогда не надо, — быстро сказала я. — Не надо рисковать, восстановлюсь сама потихоньку…

— Надо. Не беспокойся, девочка моя.

Меня всю перевернуло от его голоса. От спокойной, уверенной силы.

— Ну зачем ты так рискуешь ради меня? — прошептала я. Не ожидая ответа, но Завулон все-таки ответил:

— Потому, что любовь — это тоже сила. Большая сила, и ей не стоит пренебрегать.

ГЛАВА 3

Странная вещь — жизнь.

Еще сутки назад я выходила из своей квартиры: молодая, здоровая, полная силы — и при этом несчастная ведьма.

А полдня назад я стояла в офисе Дозора: изуродованная, лишенная надежды и веры в будущее…

Как все изменилось!

— Хочешь еще вина, Алиса? — Павел, мой провожатый, заискивающи заглянул в глаза.

— Немножко, — не отрываясь от иллюминатора сказала я. Самолет уже начал снижение на посадку в аэропорту Симферополя. Старенькая «Тушка» поскрипывала, медленно заваливаясь на крыло, и лица пассажиров были скорбно-напряженными. Только мы с Павлом сидели совершенно спокойно — безопасность полета проверил лично Завулон.

Павел подал мне хрустальный бокал. Разумеется, бокал был не из реквизита стюардесс, как и наполнявший его южноафриканский сотерн. Похоже, к своей миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно. Он летел отдыхать на юг к кому-то из своих знакомых, но в последнюю минуту его сняли с рейса на Херсон и поручили сопровождать меня до Симферополя. Слухи о том, что мои отношения с Завулоном вернулись в прежнее русло, явно успели до него дойти.

— Давай за шефа, Алиса? — спросил Павел. Он так старательно заискивал, что это даже становилось неприятно.

— Давай, — согласилась я. Мы чокнулись, выпили. Прошла мимо стюардесса, проверяя в последний раз застегнуты ли ремни, но на нас даже не посмотрела. Заклятие незначительности, наложенное Павлом, все-таки работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня…

— Все-таки нельзя не признать, — отпив вина сообщил Павел, — что отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!

Я кивнула.

— А Светлые… — он вложил в слово столько презрения, сколько было в его силах, — куда большие индивидуалисты, чем мы!

— Не передергивай, — сказала я. — Вот это, все-таки, неправда.

— Да брось, Алиса! — от вина он сделался словоохотливым. — Помнишь, как год назад в оцеплении стояли? Перед ураганом?

Пожалуй, только по этому оцеплению я его и помнила. Оборотни выполняют черновую работу, и пересекаемся мы редко. Либо на силовых акциях, либо в тех редких случаях, когда созывают весь персонал Дозора.

— Помню.

— Ну вот, этот… Городецкий. Светоч, блин!

— Он очень сильный маг, — вновь возразила я. — Очень.

— Ну да! Силы нахапался, выжал из людишек последнее, и что? Куда он ее употребил?

— На собственную реморализацию.

Я прикрыла глаза, вспоминая, как это выглядело.

Фонтан света, бьющий в небо. Потоки энергии, собранные Антоном у людей. Он поставил все на карту, рискнув прибегнуть к заемной силе, на краткий миг обрел силы, соизмеримые, а то и превосходящие возможности Завулона и Гесера.

И обрушил всю силу на себя.

Реморализация. Поиск этически оптимального выхода. Самая страшная проблема Светлых — не причинить вреда, не сделать поступка, который повлечет за собой зло для людишек.

— Он же теперь суперэгоист! — со вкусом сказал Павел. — Мог он свою подругу защитить? Мог. Мог с нами схватиться? Еще как! А он что сделал? Взял себе все собранное! Даже ураган остановить не захотел… а ведь мог, мог!

— Кто знает, к чему бы привел любой иной поступок? — спросила я.

— Да ведь он поступил, как любой из нас! Как самый настоящий Темный!

— Тогда он был бы в Дневном Дозоре.

— Будет, — уверенно сказала Павел. — Куда денется. Жалко ему стало силы, вот он ее и употребил для себя. Потом оправдывался — мол, все для того, чтобы правильное решение принять… А какое было решение? Не вмешиваться! Всего лишь — не вмешиваться! Это наш подход, темный.

— Не буду спорить, Павлуша, — сказала я.

Лайнер вздрогнул, выпуская шасси. Кто-то в салоне тихо ойкнул.

На первый взгляд оборотень был прав. Вот только помню я лицо Завулона в следующие дни после урагана. Нехороший у него был взгляд, уж я-то научилась разбираться. Словно он понял, что его провели, но понял это слишком поздно.

Павел все продолжал рассуждать о тонкостях борьбы Дозоров, о разнице в подходах, о долгосрочном планировании операций. Стратег… ему в штабе сидеть, а не по улицам шастать…

Я вдруг поняла, как он успел меня утомить за три часа полета. А ведь на первый взгляд производил приятное впечатление…

— Павлуша, а ты в кого перекидываешься? — спросила я.

Оборотень засопел. Неохотно ответил:

— В ящера.

— Ого! — я вновь посмотрела на него с интересом. Такие оборотни и впрямь редкость, это не заурядный вервольф, вроде покойного Виталика. — Это серьезно! А почему я тебя редко вижу на операциях?

— Я… — Павел поморщился. Достал платок, промокнул потный лоб. — Тут такое дело…

Мялся он замечательно, будто нашкодившая школьница на приеме у гинеколога.

— Я в травоядного ящера превращаюсь, — выпалил он наконец. — Не самая высокая боеспособность, к сожалению. Челюсти сильные, но зубы плоские, трущие. И медлительный слишком. Руку или ногу сломать… палец сжевать… это могу.

Я невольно засмеялась. Участливо сказала:

— Да ничего. Такие ведь тоже нужны! Главное — чтобы у тебя вид был внушительный, вызывал страх и оторопь.

— Вид внушительный… — подозрительно косясь на меня ответил Павел. — Только чешуя пестрая слишком, будто хохломская игрушка, маскироваться трудно.

Мне удалось сохранить серьезное лицо.

— Ничего, это даже интересно. Если надо людей попугать, особенно детишек, то пестрая чешуя вполне уместна.

— Да я так обычно и работаю… — признался Павел.

Толчок прервал наш разговор — самолет коснулся посадочной полосы. Дружно, хотя и несколько преждевременно, зааплодировали пассажиры. Несколько секунд, прильнув к иллюминатору, я жадно смотрела на зелень, здание аэропорта, ползущий на взлет лайнер…

Просто не верится.

Я вырвалась из душной Москвы, получила долгожданный отпуск… и свои особые права… и когда я вернусь — меня снова будет ждать Завулон…

Павел проводил меня до троллейбусной остановки. Самый забавный троллейбусный маршрут из тех, что я знаю — он идет из города в город, из Симферополя в Ялту. Как ни странно, это довольно удобно.

Все здесь было по-другому, совсем по-другому. Вроде бы и жарко — но не московской асфальтово-бетонной жарой. И море, хоть до него и далеко, чувствовалось. И буйная зелень, и вся атмосфера огромного курорта в разгар сезона.

Хорошо… мне действительно стало хорошо. Еще бы побыстрее душ принять, выспаться, привести себя в порядок…

— Ты ведь не в Ялту? — понимающе спросил Павел.

— Не совсем в Ялту, — кивнула я. Мрачно посмотрела на плотную очередь. Даже дети в ней были собранны и готовы к схватке за место в троллейбусе. Вещей у меня было всего ничего — сумочка и спортивная сумка через плечо, и в общем-то я могла бы даже постоять — если удастся сесть в троллейбус без билета.