– Надо поговорить, – сказал я. – Наедине.

Гесер вздохнул, посмотрел на сына. Тот встал:

– Схожу-ка я к своим оболтусам. Нечего им штаны тут просиживать, найдутся дела.

Тимур Борисович вышел, мы остались наедине с Гесером.

– Ну, что случилось, Городецкий? – устало спросил Гесер.

– Мы можем говорить свободно?

– Да.

– Вы не хотели, чтобы ваш сын стал Темным Иным, – сказал я. – Верно?

– А ты бы хотел видеть свою Надюшку Темной волшебницей? – вопросом ответил Гесер.

– Но Тимур неизбежно стал бы Темным, – продолжал я. – Вам нужно было получить право на его реморализацию. Для этого Темные, а еще лучше – Инквизиция должны были запаниковать и совершить какие-то неправомерные действия в отношении вашего сына…

– Что и произошло, – сказал Гесер. – Так, Городецкий. Ты хочешь меня в чем-то обвинить?

– Нет, я хочу понять.

– Ты же видел, я клялся Светом. Я не встречался ранее с Тимуром. Я ничего ему не обещал, не посылал писем. И никого не привлекал для этих целей.

Нет, Гесер не оправдывался. И не пытался заморочить меня. Он будто условия задачи излагал – с удовольствием ожидая, какой же ответ даст ученик.

– Витезславу достаточно было задать еще один вопрос, – сказал я. – Но, видимо, этот вопрос был слишком человеческим для него…

Гесер качнул веками, будто репетируя кивок.

– Мать, – сказал я.

– Витезслав когда-то убил свою мать, – объяснил Гесер. – Не со зла. Он был молодым вампиром и не мог себя контролировать. Но… с тех пор он старается не произносить этого слова.

– Кто мать Тимура?

– В досье должно быть имя.

– Там могло стоять какое угодно имя. Написано, что мать Тимура исчезла в конце войны… но я знаю одну женщину-Иную, которая с того времени пребывала в теле птицы. С точки зрения людей она умерла.

Гесер молчал.

– Вы действительно не могли его найти раньше? – спросил я.

– Мы были уверены, что Тимка умер, – тихо сказал Гесер. – Это Ольга не хотела смириться. И когда ее реабилитировали – продолжила искать…

– Нашла сына. И дала ему опрометчивое обещание, – закончил я.

– Женщинам позволено проявлять лишние эмоции, – сухо сказал Гесер. – Даже самым мудрым женщинам. А мужчины на то и существуют, чтобы защитить и свою женщину, и своего ребенка. Рационально и вдумчиво все организовать.

Я кивнул.

– Ты меня осуждаешь? – с любопытством спросил Гесер. – Антон?

– Кто я такой, чтобы осуждать? – спросил я. – У меня дочь – Светлая Иная. И я сам не хотел бы отпустить ее во Тьму.

– Спасибо, Антон. – Гесер кивнул и явственно расслабился. – Рад, что ты это понял.

– Интересно, как далеко вы пошли бы ради сына и Ольги, – сказал я. – Ведь Светлана что-то почувствовала? Какую-то опасность для меня?

Гесер пожал плечами:

– Предчувствия – штука ненадежная.

– Если бы я решил рассказать Инквизиции правду, – продолжал я. – Решил бы уйти из Дозора в Инквизицию… Что тогда?

– Ты же не ушел, – сказал Гесер. – Несмотря на все намеки Витезслава. Что еще, Антон? Чувствую, у тебя новый вопрос на языке вертится.

– Как так получилось, что ваш сын – Иной? – спросил я. – Это же лотерея. Редко в какой семье Иных рождается ребенок-Иной.

– Антон, либо иди к Витезславу и излагай свои домыслы, – тихо сказал Гесер, – либо дуй к Светлане, как собирался. Меня от этого допроса избавь.

– Не боитесь, что Инквизиция все обдумает и сообразит, в чем было дело? – спросил я.

– Не боюсь. Через три часа Витезслав подпишет бумаги об окончании расследования. Поднимать дело они не станут. И так в дерьме по уши.

– Удачи вам с реморализацией Тимура, – сказал я.

И двинулся к двери.

– У тебя еще неделя отпуска, побудь с семьей! – сказал Гесер вслед.

Вначале я хотел гордо сказать, что в подачках не нуждаюсь.

Но вовремя остановился.

Какого черта?

– Две недели, – сказал я. – У меня одних отгулов на месяц накопилось.

Гесер смолчал.

Эпилог

«BMW» я решил сдать, вернувшись из отпуска. В конце-то концов…

По свеженькой трассе – раньше это были ухабы, соединенные участками шоссе, теперь участки шоссе, изредка прерываемые ухабами, – машина легко шла на ста двадцати.

Хорошо быть Иным.

Я знаю, что не попаду в пробку. Я знаю, что навстречу мне не выскочит самосвал с пьяным водителем. Если кончится бензин, я могу залить в бензобак воду – и превратить ее в горючее.

Ну кто же не захочет родному ребенку такой судьбы?

Вправе ли я осуждать Гесера и Ольгу?

Магнитола в машине была новенькая, с гнездом для мини-дисков. Вначале я хотел воткнуть туда «Боевые протезы», потом решил, что мне хочется чего-нибудь более лиричного.

И поставил «Белую гвардию».

У меня зазвонил мобильный. И тут же умненькая магнитола уменьшила звук.

– Света? – спросил я.

– До тебя не дозвонишься, Антон.

Голос у Светланы был спокойный. Значит, все в порядке.

И это самое главное.

– Я тоже не мог до тебя дозвониться, – признался я.

– Видимо, атмосферные флюктуации, – усмехнулась Светлана. – Что случилось полчаса назад?

– Ничего особенного. Поговорил с Гесером.

– Все нормально?

– Да.

– У меня было предчувствие. Что ты ходишь по краю.

Я кивнул, глядя на дорогу. Умница у меня жена, Гесер. Надежные у нее предчувствия.

– А сейчас все в порядке? – уточнил я.

– Сейчас все в порядке.

– Света… – одной рукой придерживая руль, спросил я. – Что делать, если не уверен, что поступил правильно? Если мучаешься вопросом, прав или нет?

– Идти в Темные, – без колебаний ответила Светлана. – Они не мучаются.

– И это весь ответ?

– Это единственный ответ. И вся разница между Светлыми и Темными. Ее можно называть совестью, можно называть нравственным чувством. Суть одна.

– Такое ощущение, – пожаловался я, – что время порядка кончается. Понимаешь? А настает… не знаю. Не темное время, не светлое… и даже не час Инквизиторов…

– Это ничье время, Антон, – сказала Светлана. – Это всего лишь ничье время. Ты прав, что-то близится. Что-то в мире случится. Но еще не сейчас.

– Поговори со мной, Света, – попросил я. – Мне еще полчаса ехать. Поговори со мной эти полчаса, ладно?

– У меня на мобильнике денег мало, – с сомнением ответила Светлана.

– А я тебе сейчас перезвоню, – предложил я. – Я же на задании, у меня мобильник казенный. Пускай по счету Гесер платит.

– И совесть тебя не станет мучить? – засмеялась Светлана.

– За сегодня я ее натренировал.

– Ладно, не перезванивай, я заколдую свой мобильник, – сказала Светлана. То ли в шутку, то ли всерьез. Я не всегда понимаю, когда она шутит.

– Тогда рассказывай, – сказал я. – Что будет, когда я приеду. Что скажет Надюшка. Что скажешь ты. Что скажет твоя мама. Что с нами будет.

– Все будет хорошо, – сказала Светлана. – И я обрадуюсь, и Надя. И мама моя обрадуется…

Я вел машину, в нарушение всех строгих правил ГАИ прижимая мобильник к уху одной рукой. Какие-то грузовики все неслись и неслись по встречной полосе.

Я слушал, что говорит Светлана.

А в динамиках все пел и пел тихий женский голос: