До туалета я добежал. Минут через пять подошел и мой мучитель.
– Лучше?
– Да, – тяжело дыша, ответил я. Привстал с колен, сунул голову в умывальник. Семен молча повернул кран, похлопал по спине:
– Расслабься. Начали мы с народных средств, но…
По телу прошла жаркая волна. Я застонал, однако возмущаться больше не стал. Отупение прошло давно, теперь из меня вылетал последний хмель.
– Что ты делаешь? – только и спросил я.
– Печенке твоей помогаю. Глотни водички, легче будет.
Действительно помогло.
Через пять минут я вышел из туалета на своих ногах, потный, мокрый, с красным лицом, но абсолютно трезвый. И даже пытающийся качать права.
– Ну зачем вмешался? Я хотел напиться и напился.
– Молодежь. – Семен укоризненно покачал головой. – Напиться он хотел! Кто же напивается коньяком? Да еще после вина, да еще с такой скоростью, пол-литра за полчаса. Вот однажды мы с Сашкой Куприным решили напиться…
– Каким еще Сашкой?
– Ну, тем самым, писателем. Только он тогда не писал еще. Ну так и напились же по-человечески, культурно, в дым и в драбадан, с танцами на столах, стрельбой в потолок и развратом.
– А он что, Иной был?
– Сашка? Нет, но человек хороший. Четверть выпили, а гимназисток шампанским споили.
Я тяжело плюхнулся на диван. Сглотнул, взглянул на пустую бутылку – снова начало поташнивать.
– И вы с четверти напились?
– Четверть ведра, как же тут не напиться? – удивился Семен. – Напиваться – можно, Антон. Если очень нужно. Только напиваться надо водкой. Коньяк, вино – это все для сердца.
– А водка для чего?
– Для души. Если совсем уж сильно болит.
Он смотрел на меня с легким укором, смешной маленький маг с хитроватым лицом, со своими смешными маленькими воспоминаниями о великих людях и великих битвах.
– Я не прав, – признался я. – Спасибо, что помог.
– Ерунда, старик. Когда-то я твоего тезку три раза за вечер протрезвлял. Ну, там надо было пить и не пьянеть, для дела.
– Тезку? Чехова? – поразился я.
– Нет, что ты. Это другой был Антон, из наших. Погиб он, на Дальнем Востоке, когда самураи… – Семен махнул рукой и замолчал. Потом почти ласково сказал: – Ты не торопись. Вечером все сделаем культурно. А сейчас надо ребят догонять. Идем, Антон.
Вслед за Семеном я послушно вышел из дома. И увидел Свету. Она сидела в шезлонге, уже переодевшись, в купальнике и пестрой юбке – или куске ткани вокруг бедер.
– Нормально? – с легким удивлением спросила она меня.
– Вполне. Что-то шашлык не впрок пошел.
Светлана пристально смотрела на меня. Но, видимо, кроме бурого цвета лица и мокрых волос, ничто не выдавало внезапного опьянения.
– Тебе надо поджелудочную проверить.
– Все нормально, – быстро сказал Семен. – Уж поверь, я тоже лечением занимался. Жарко, кислое вино, жирный шашлык – вот и все причины. Ему сейчас искупаться, а вечером по холодку мы бутылочку раздавим. Вот и все лечение.
Света встала, подошла, сочувственно заглянула мне в глаза.
– Может быть, посидим тут? Я сделаю крепкий чай.
Да, наверное. Хорошо бы. Просто сидеть. Вдвоем. Пить чай. Говорить или молчать. Это ведь все не важно. Смотреть иногда на нее или даже не смотреть. Слышать дыхание – или заткнуть уши. Только знать, что мы рядом. Мы вдвоем, а не дружный коллектив Ночного Дозора. И вместе потому, что этого хочется, а не по программе, намеченной Гесером.
Неужели я и впрямь разучился улыбаться?
Я покачал головой. И вытащил на поверхность лица трусливую, упирающуюся улыбку.
– Пойдем. Я еще не заслуженный старпер магических войн. Пойдем, Света.
Семен уже ушел вперед, но почему-то я понял, что он подмигнул. Одобрительно.
Прохлады ночь не принесла, но избавила от зноя. Уже часов с шести-семи компания раздробилась на маленькие кучки. Остались у озера неутомимый Игнат с Леной и, как ни странно, Ольгой. Ушли побродить по лесу Тигренок с Юлей. Остальные рассредоточились по дому и прилегающей территории.
Мы с Семеном оккупировали большую лоджию на втором этаже. Здесь было уютно, лучше продувал ветерок и стояла совершенно неоценимая в жару плетеная мебель.
– Номер раз, – сказал Семен, доставая из полиэтиленового пакета с рекламой йогурта «данон-кидс» бутылку водки. – «Смирновка».
– Рекомендуешь? – спросил я с сомнением. По водке я себя специалистом не считал.
– Я ее вторую сотню лет пью. А раньше она куда хуже была, уж поверь.
Следом за бутылкой явились два граненых стакана, двухлитровая банка, где под закатанной жестяной крышкой томились маленькие огурчики, большой пакет с соленой капустой.
– А запивать? – спросил я.
– Водку не запивают, мальчик, – покачал головой Семен. – Запивают суррогат.
– Век живи…
– Раньше научишься. И насчет водки не сомневайся, поселок Черноголовка – моя подконтрольная территория. Там на заводе колдун один работает, мелкий, не особо пакостный. Он мне и поставляет правильный продукт.
– Размениваешься по мелочи, – рискнул заметить я.
– Не размениваюсь. Я ему деньги плачу. Все честно, это наши частные отношения, а не дела Дозоров.
Семен ловким движением скрутил бутылке колпачок, разлил по полстакана. Сумка весь день простояла на веранде, но водка оставалась холодной.
– За здоровье? – предположил я.
– Рано. За нас.
Отрезвил он меня днем и впрямь качественно, наверное, не только алкоголь из крови удалил, но и все продукты метаболизма. Я выпил полстакана не дрогнув, с удивлением обнаруживая, что водка может быть приятна не только зимой с мороза, но и летом после жары.
– Ну вот. – Семен удовлетворенно крякнул, развалился поудобнее. – Надо Тигренку намекнуть, что тут кресла-качалки полезно поставить.
Он вытащил свою жуткую «Яву», закурил. Поймав мой недовольный взгляд, сообщил:
– Все равно буду их курить. Я патриот своей страны.
– А я патриот своего здоровья, – буркнул я.
Семен хмыкнул.
– Вот однажды позвал меня в гости знакомый иностранец, – начал он.
– Давно дело было? – непроизвольно подстраиваясь под стиль, спросил я.
– Не очень, в прошлом году. А позвал затем, чтобы научиться пить по-русски. Жил он в «Пенте». Прихватил я одну случайную подружку и ее братца – тот только что с зоны вернулся, некуда было податься, и пошли мы.
Я представил себе эту компанию и покачал головой:
– И вас впустили?
– Да.
– Воспользовался магией?
– Нет, зарубежный друг воспользовался деньгами. Водки и закуски он припас хорошо, стали мы пить тридцатого апреля, а закончили второго мая. Горничных не впускали, телевизор не выключали.
Глядя на Семена, в мятой клетчатой рубашке отечественного производства, затертых турецких джинсах и растоптанных чешских сандалиях, можно было без труда вообразить его пьющим розливное пиво из трехлитровой банки. А вот в «Пенте» он представлялся с трудом.
– Изверги, – с чувством сказал я.
– Нет, почему? Товарищу очень понравилось. Он сказал, что понял, в чем заключается настоящее русское пьянство.
– И в чем же?
– Это когда просыпаешься утром, и все вокруг серое. Небо серое, солнце серое, город серый, люди серые, мысли серые. И единственный выход – снова выпить. Тогда легче. Тогда возвращаются краски.
– Интересный попался иностранец.
– Не говори!
Семен снова наполнил стаканы, теперь – чуть поменьше. Подумал и вдруг налил их до краев.
– Давай выпьем, старик. Выпьем за то, чтобы нам не обязательно приходилось пить, чтобы увидеть небо голубым, солнце – желтым, город – цветным. Давай за это. Мы с тобой ходим в сумрак и видим, что мир с изнанки не такой, как кажется остальным. Но ведь, наверное, есть не только эта изнанка. За яркие краски!
В полном обалдении я выпил полстакана.
– Не сачкуй, пацан, – прежним тоном сказал Семен.
Я допил. Заел горстью хрустящей кисло-сладкой капусты. Спросил:
– Семен, почему ты так себя ведешь? Зачем тебе этот эпатаж, этот имидж?